Назад в ПТСР. Россию снова ждет "афганский синдром" – сотни тысяч ветеранов с травмированной психикой
Больше года спустя после начала полномасштабного вторжения в Украину российские власти догадались, что с фронтов вернутся ветераны, люди, имеющие боевой опыт, – и будут недовольны своей послевоенной жизнью. Некоторые ветераны вернутся в гробах или пропадут без вести, и послевоенной своей жизнью будут недовольны их вдовы и сироты. Армию ветеранов и их близких российские власти оценивают примерно в миллион человек. Ради их умиротворения президент Путин в апреле 2023 года учредил своим указом Государственный фонд поддержки участников "СВО" "Защитники Отечества". Бюджет этого фонда с отделениями во всех регионах, включая аннексированные, никак не может быть меньше 10-19 млрд рублей в год (до 200 млн долларов на момент публикации).
Возглавляет фонд Анна Цивилева, племянница Владимира Путина. Обучение персонала проводит Юлия Шойгу, дочь министра обороны Сергея Шойгу. Наблюдательный совет возглавляет замглавы администрации президента Сергей Кириенко. Пропагандой деятельности фонда занимается телеведущий Владимир Соловьев. Собственно на пропаганду, а не на излечение ветеранов от посттравматического синдрома и направляет фонд свои основные усилия.
Единый центр
Здание Единого центра поддержки участников "СВО" и членов их семей в Москве на Береговом проезде – не слишком удобно расположено. Вроде рукой подать до Москва-Сити, но противоположный берег реки. А от ближайших станций метро "Фили" или "Шелепиха" надо еще десять минут ехать до Единого центра автобусом.
На фасаде здания, перестроенного из бывшего политехнического колледжа, корреспондент "Системы" не увидел никакой патриотической символики, никаких "Z" или "V". Центр работает с девяти утра до девяти вечера, выходной день – понедельник, чтобы люди могли прийти в свободное от работы время. Центр открыт для всех, как церковь, но сразу за дверью – два предельно вежливых, но очень строгих охранника с тем металлическим холодом в глазах, по которому россиянин безошибочно отличает сотрудника спецслужб:
– Ваш паспорт, пожалуйста, – и записывают паспортные данные в журнал посещений.
Работники центра объяснят потом корреспонденту "Системы", что эти охранники и эта паспортная проверка нарочно рассчитаны на неуравновешенных посетителей, чтобы каждый понимал, что его записали и за ним наблюдают.
Зато сразу, как пройдешь охранников, начинается зона комфорта. Сверкающий автомат дует горячим воздухом, налепляет посетителю бахилы на ноги – многие ветераны, завербованные из глубинки, такой аппарат видят впервые. Прямо по курсу – уютное кафе. И только уже после кафе – автомат, который выдает квиточки с номером электронной очереди к юристам, паспортисткам или социальным работникам. Улыбчивая девушка подходит:
– Здравствуйте, какой у вас вопрос? – и сама нажимает на кнопки, чтобы добыть из автомата соответствующий запросу квиточек.
Сотрудники центра объяснят потом корреспонденту "Системы", что автомат устроен так, чтобы самостоятельно получить квиточек посетитель центра не мог, а мог только при помощи улыбчивой девушки, а девушка эта – обученный психолог и ей предстоит за несколько секунд и несколько фраз оценить, в каком состоянии находится посетитель, не причинит ли вреда себе или окружающим, не нуждается ли в неотложной психологической или даже психиатрической помощи. Ветеранов побаиваются. И в общем – правильно делают.
Как только ветеран получил квиточек с номером очереди, путь его лежит среди женщин и детей. Весь первый этаж отдан собранным в анфиладу обычным государственным службам: паспортный стол, оформление воинских документов, оформление пенсий и инвалидности, юридические услуги, медицинские направления на госпитализацию или реабилитацию, устройство детей в детский сад, устройство самого ветерана на профессиональное переобучение, поиск работы – теоретически ветеран мог бы получить все эти услуги в МФЦ (многофункциональном центре) по месту жительства, в поликлинике, в военкомате, в службе занятости, но удобно, что все эти службы тут под одной крышей и что внимательная девушка – социальный координатор ведет от стола к столу чуть ли не за руку, подбадривает и помогает заполнять бумаги.
Социальные координаторы – в основном женщины. Сотрудники социальных служб за столиками – в основном женщины. Среди посетителей тоже много женщин, да еще и с детьми. Сотрудники центра расскажут потом корреспонденту "Системы", что наиболее частый вопрос, задаваемый ветеранами:
– Что тут делают все эти бабы?
Сотрудники центра специально проинструктированы, что на этот вопрос нужно отвечать:
– Ну как же! Это же ваши жены, ваши матери, ваши сестры, ваши… – тут желательно указать на пеленальную комнату, где как раз одна из жен переодевает одну из дочурок, – ваши дети.
Смысл сказанного разъяснять не нужно, получилось бы слишком навязчиво, но он таков: "Всё, солдат! Для тебя война кончилась. Ты вернулся домой. Тебе больше не надо никого убивать. Тебе больше не надо бояться быть убитым. Не надо падать лицом в грязь при начале обстрела. Не надо внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на мину. Всё! Всё кончилось. Надо ухаживать за девушками, помогать маме на огороде, работать, пить с друзьями пиво по пятницам за бильярдом, ходить на рыбалку, починять что-нибудь в гараже, водить жену в кино, играть с сынишкой в настольных хоккей…"
Психолог Михаил Горин-Галицкий, работавший раньше в российском МЧС, а теперь в Израиле работающий на горячей линии операции "Железные мечи", объяснит потом корреспонденту "Системы", что именно всего вышеперечисленного каждый четвертый ветеран и не может. Двадцать процентов людей, участвовавших в любом большом военном конфликте, подвержены посттравматическому стрессовому расстройству (ПТСР) . Для них по всему маршруту, которым идет ветеран по Единому центру, оформляя полезные документы, тут и там разбросаны кабинеты психологов, и тут и там развешаны плакаты, небольшие, формата А3, ненавязчивые, но настойчивые: "Что такое ПТСР?", "Как получить помощь при ПТСР?", "Группа психологической поддержки людей с ПТСР".
Там, где заканчивается анфилада полезных государственных и муниципальных служб, стеклянный коридор ведет в развлекательную часть здания.
Там гараж и мастерская, где можно поделать что-нибудь руками или поупражняться в автослесарном деле на стареньком москвиче, пожертвованном кем-то из благотворителей. В гараже среди инструментов висит на стене и непременный плакатик "Что такое ПТСР?"
Чуть дальше – бильярдная. Разумеется, возле полки с шарами и киями висит и плакатик "Как получить помощь при ПТСР".
На втором этаже – спортзал. Во внутреннем дворике – курилка. Надо ли говорить, какие плакатики висят в курилке и в спортзале?
Особо примечательное место – салон технических средств реабилитации. Больше всего он похож на пункт проката лыжного инвентаря где-нибудь на горном курорте. Костыли, инвалидные кресла, протезы рук, протезы ног расставлены рядами, как лыжи и сноуборды стоят у прокатчиков в Шерегеше или на Домбае. Сотрудники Единого центра разъяснят потом корреспонденту "Системы", что это нарочно так делается, чтобы "нормализовать инвалидность", чтобы у посетителя не возникало отчаянного ощущения, будто он один тут без ноги – много кто без ног, как много кто в Шерегеше катается на горных лыжах. И как в пункте проката спортивного инвентаря на самом видном месте стоят отдельно от других самые крутые лыжи, так и тут – самый крутой протез ноги и самая крутая инвалидная коляска красуются на отдельном стенде.
И разумеется – плакатики про посттравматическое стрессовое расстройство. Небольшие, но настойчивые. Плакатики эти желтого цвета – психологи говорят, что это последний цвет, который различает человек, прежде чем в результате травмы теряет способность распознавать цвета.
Хосписные принципы
Устройство Единого центра – это лишь часть продуманной и отработанной технологии реабилитации людей с ПТСР. Основной смысл полезных услуг центра – привести клиента к психологу или психиатру. А там, если ветеран согласился получить помощь, в действие вступают психологические и психиатрические протоколы возвращения людей с войны в мирную жизнь.
Наиболее авторитетными в области реабилитации военных считаются израильские специалисты. "Израильская коалиция травмы" много лет и успешно работает на большинстве военных конфликтов в мире. Сотрудник центра расскажет корреспонденту "Системы", что именно в Израиль перенимать опыт ездили московские чиновники социальной сферы и именно в израильском реабилитационном центре "Наталь" учились специалисты, работающие теперь в московском Едином центре.
Адвокатировала проблему, то есть объяснила московским властям, что ветераны вернутся, будут представлять серьезную социальную проблему и надо с ними что-то делать, Нюта Федермессер. "Система" не нашла прямых доказательств того, что это именно Федермессер убедила московские власти открыть Единый центр, но, кроме анонимных свидетельств двоих сотрудников, есть еще косвенное, но очень весомое доказательство этого – Единый центр возглавляет Юлия Матвеева, бывшая директор фонда "Вера". Если бы Единый центр не был детищем Федермессер, вряд ли бы ради него она пожертвовала ключевой своей соратницей.
Сотрудники Единого центра говорят, что Юлия Матвеева вовсе не желала возглавлять Центр, помогающий ветеранам, но, подобно Нюте Федермессер, отнеслась к этой работе как к долгу. Люди, возвращающиеся с фронта, больны, они нуждаются в помощи вне зависимости от того, герои они или преступники. Они представляют собою социальную проблему, не могут контролировать свою склонность к девиантному поведению, город и страна нуждаются в реабилитации этих людей вне зависимости от того, разделяют или осуждают реабилитологи цели и методы "военной операции". Так некоторые сотрудники центра объясняют "Системе" мотивы действий Федермессер и Матвеевой.
Эта идеология – помогать людям, потому что они больны, и вне зависимости от того, хороши они или плохи, – унаследована Центром от Веры Миллионщиковой, первого главного врача Первого московского хосписа, покойной матери Нюты Федермессер. Про Веру Васильевну рассказывают, что когда ее хоспис только создавался и паллиативных больных устраивали туда не по праву, а по знакомству, некоторые друзья звонили доктору Миллионщиковой и принимались объяснять, что, дескать, будущий пациент – очень милый и интеллигентный человек. Вера Васильевна неизменно отвечала: "Да хоть Гитлер, везите".
Корреспондент "Системы", автор этих строк, несколько лет назад своими глазами наблюдал, как Федермессер спорила с сотрудниками полиции и следователем, настаивала на том, что арестованная ими женщина, подозреваемая в целом ряде преступлений, должна не отправиться в тюрьму, а быть госпитализированной в хоспис, потому что тяжело больна и скоро умрет. Следователь убеждала Федермессер, что женщина эта преступница, торговка наркотиками, мошенница и содержательница притона, а Федермессер говорила, что женщина эта умирает и теперь все вышеперечисленные ее грехи не имеют значения. В итоге полицейские оставили женщину в хосписе и несколько дней спустя она мирно умерла на руках заботливого персонала.
Сотрудница Единого центра рассказывает корреспонденту "Системы", что поначалу специалисты "Израильской коалиции травмы" и центра "Наталь" тоже относились к проблеме схожим образом, готовы были обучать как украинских соцработников и реабилитологов, так и российских, вне зависимости от того, собираются ли они реабилитировать солдат той армии, которая напала, или той, которая обороняется. Такая позиция, говорит "Системе" сотрудник Единого центра, вызвала резкую критику со стороны украинских официальных лиц. В результате центр "Наталь" обучать российских специалистов отказался и не отвечает больше ни на какие запросы никаких россиян, даже на запросы оппозиционных журналистов, работающих вне России. В этом последнем "Система" смогла убедиться сама: письма, отправленные нами в центр "Наталь" и "Коалицию травмы", остались без ответа.
Нюта Федермессер и Юлия Матвеева, будучи государственными служащими, не имеют права разговаривать с журналистами без разрешения начальства. Для журналистов "Системы" такое разрешение заведомо невозможно.
С Юлией Матвеевой нельзя поговорить, но в общедоступном Едином центре на нее можно посмотреть. Она поразительно переменилась внешне. Работая директором фонда "Вера" (хосписы – не самая веселая тема), Матвеева была блондинкой, носила короткую стрижку и деловые костюмы. Теперь, работая директором Единого центра, Матвеева перестала красить волосы, перестала делать стрижки и вместо деловых костюмов стала носить почти монашеские длинные платья. Она производит впечатление женщины в трауре.
Сотрудники центра, пришедшие из таких благотворительных организаций, как фонд "Вера" и поисковый отряд "Лиза Алерт", на войну имеют разные взгляды, но никогда своих взглядов не обсуждают. Это, говорят сотрудники Центра корреспонденту "Системы", прямой запрет Матвеевой. Люди, работающие в центре, могут быть за войну или против войны, но никогда на работе не могут обсуждать войну. Никогда не могут выразить клиентам центра ни восхищения, ни осуждения. Идеология центра такова, что посетители – это травмированные, то есть больные, люди, они нуждаются в помощи вне зависимости от того, хорошие они или дурные.
Психиатрический диагноз
– Нельзя считать людей с ПТСР заведомо девиантными или агрессивными, – говорит корреспонденту "Системы" пожелавшая остаться анонимной израильская врач-психиатр, специалистка по травме. – Это психиатрический диагноз, серьезная болезнь. Если объяснять, избегая специальных терминов, то мозг в крайней опасности чрезвычайно возбуждается, а потом, когда опасность проходит, мозг не может переключиться в нормальный режим работы. Если говорить о том, какие эти пациенты, то они скорее растерянные, дезадаптированные, тревожные. У них нарушен сон, они не видят смысла в жизни. У них флешбеки, то есть просто запах дыма может заставить их всерьез поверить, что вокруг снова война, а просто громкий звук может уверить их в том, что их опять обстреливают. Лечится ПТСР в условиях стационара, сочетанием серьезных психотропных препаратов, EMDR и групповой или индивидуальной психотерапии. Психологии там почти никакой нет. Чистая психиатрия. "Поговорить об этом" или "отвлечься" не работает. Включаются древние паттерны выживания, и отключить их непросто.
Описание врача-психиатра подтверждается и личным опытом сотрудников московских благотворительных организаций. Сотрудница Единого центра, например, рассказывает корреспонденту "Системы", что беседовала однажды с вернувшимся с войны бывшим слесарем, тот особенно жаловался, что никак не может вспомнить, зачем нужен дюбель-гвоздь, помнит, что как-то при помощи дюбель-гвоздя можно повесить люстру или полку, но не способен сообразить, как именно.
А сотрудница "Ночлежки" рассказывает о ветеране ЧВК "Вагнер", который стал бездомным. Значительные деньги, полученные им за участие в войне, он потратил в течение двух месяцев и не помнит как. Документы потерял и не знает, как восстановить. Обучиться мирной профессии не надеется, потому что не способен ни на чем сосредоточиться дольше минуты.
Активист, занимающийся проблемой домашнего насилия, говорит, что, по его сведениям, люди, прошедшие войну, бьют дома жен и детей в семьдесят раз чаще, чем делают это мужчины в среднем. "Система" не нашла подтверждения этой статистике.
Тем не менее проблема дезадаптации ветеранов действительно существует. В Едином центре понимают, что проблема эта серьезная и не решается "разговором по душам", занятиями спортом или парой часов медитации в сенсорной комнате. В тяжелых случаях задача сотрудников центра в том, чтобы уговорить ветерана обратиться к психиатрам в Алексеевскую клинику или Соловьевскую клинику неврозов. Единый центр может выдать ветерану соответствующее направление.
– Не все люди, прошедшие войну, подвержены посттравматическому стрессовому расстройству, – рассказывает корреспонденту "Системы" психолог Михаил Горин-Галицкий. – Статистически это примерно двадцать или двадцать пять процентов. Острый стресс, ступор или неуправляемая истерика могут длиться несколько дней. ПТСР может длиться годами, десятилетиями. Да, люди дезориентированы, да, тревога, флешбеки, неспособность к нормальному общению. Да, они инстинктивно стараются облегчить свое состояние алкоголем или другими психоактивными веществами. Да, они инстинктивно объединяются по принципу "я тоже там был", по сходству пережитого опыта. И да, их объединения часто бывают девиантными, основанными на насилии, потому что на войне именно насилие является первой реакцией на опасность. Одним словом, часто бывает, что люди с ПТСР разрушают свою жизнь, себя, свою семью и страну вокруг себя. Поэтому я с восхищением отношусь к той работе, которую стараются делать московские коллеги в Едином центре.
По словам Горина-Галицкого, человек, переживший травматический опыт, нуждается в поддержке специалистов, в психологической группе, где можно, во-первых, понять, что не ты один пережил травматический опыт, а во-вторых, проговорить и как бы снова пережить и перегоревать пережитое.
– Вы же, – говорит психолог, – не оставите человека, который сломал ногу, ранен, истекает кровью. Вот и человека, пережившего психическую травму, надо выводить из нее. Ни в коем случае не оставлять его в травме.
При этом, объясняет психолог, выходу из травмы равно мешают как презрение к пациенту, так и героизация его. Разумеется, существуют военные преступники, и они подлежат суду. Но во-первых, не все солдаты даже и армии-агрессора – военные преступники, а во-вторых, точно так же, как преступнику не будет отказано в помощи при физическом ранении, не должно быть отказано в помощи и при ПТСР.
– Про презрение, – говорит психолог, – интуитивно понятно. Если вы будете говорить солдату, вернувшемуся с войны, "ты преступник, ты убийца", "ты насильник" или "ты терпила", он замкнется в своем цинизме. Но (и вот это многим неочевидно) если героизировать его, то он тоже замкнется. Если говорить солдату "ты герой, ты защитник, ты всех спас, мы тобой гордимся", то у него парадоксальным образом будет складываться ощущение, что он изгой. Он-то помнит, как, ослепнув от ужаса, стрелял наугад, возможно, и в мирных жителей, он помнит, как под обстрелом с ним случилась непроизвольная дефекация, помнит, сколько раз думал дезертировать и просто не нашел способа, он потерял ногу, но чувствует, как она болит или чешется. Правда в том, что с ним случилась беда. А если твердить ему все время: "Вы тут все совершили подвиг", он будет думать: "Вот тут все совершили подвиг, один я обделался и полдня лежал в мокрых штанах".
Героизация и профанация
Отказ равно от осуждения и от героизации ветеранов со дня создания московского Единого центра был идеологической, медицински выверенной основой его работы. Не прошло, однако, и полугода с начала работы центра, и теперь всякий входящий в здание на Береговом проезде видит на стойке возле улыбчивой девушки-психолога не только нейтральный логотип Центра, но и висящий над ним красно-сине-белый, оранжево-черный (российский триколор переплетается с георгиевской лентой) с красной звездой посередине логотип государственного фонда "Защитники Отечества". И слоган его – "Справедливость, уважение, забота".
Третьего апреля 2023 (больше года прошло с начала войны) президент Путин подписал указ о создании Государственного фонда поддержки участников "СВО" "Защитники Отечества". К этому времени московский Единый центр работал уже больше месяца и успел принять более 3,5 тысяч обращений ветеранов. Тем не менее московский Единый центр, рассказывают его сотрудники, стал региональным филиалом фонда "Защитники Отечества" и получил в нагрузку военно-патриотический логотип государственного фонда, филиалам которого в других регионах предстояло открыться только 1 июня.
Семнадцатого апреля, то есть уже через две недели после президентского указа о создании фонда "Защитники Отечества", заработал его телеграм-канал, вернее конгломерат телеграм-каналов, потому что региональные "Защитники Отечества" тоже завели свои социальные сети задолго до открытия самих региональных филиалов. Этот конгломерат позволил "Защитникам Отечества" набрать 14 тысяч подписчиков, после чего бурный рост телеграм-канала закончился, несмотря на высокую цитируемость его ежедневных обновлений, обеспечиваемую конгломератом.
Возглавила фонд "Защитники Отечества" Анна Цивилева, жена кемеровского губернатора Сергея Цивилева, владелица угледобывающей компании "Колмар", а также двоюродная племянница Владимира Путина.
Отдать ей должное, в первые же месяцы работы фонда Цивилева развила бурную деятельность. До открытия региональных филиалов ее командировочный график был крайне жесткий, она перелетала из города в город каждые два-три дня, везде встречалась с региональными властями и лично инспектировала строительство филиалов: 20 апреля – Липецк, 25 апреля – Петербург, 3 мая – Краснодар, 5 мая – Подольск, 10 мая – Магадан... В каждом регионе под филиал "Защитников Отечества" выделялось помещение в среднем около 1000 квадратных метров, и в некоторых регионах висевшая на входе табличка сообщала, что только на ремонт помещения потрачено 70 млн рублей. Малые филиалы создавались не только в региональных столицах, но и в каждом муниципальном образовании.
Всего в фонде должно было работать 11 тысяч социальных координаторов. Только в правлении фонда на постоянной основе работают как минимум десять человек, и у каждого есть свой департамент, "блок" или "управление", как называет телеграм-канал фонда его подразделения. "Система" подсчитала, что, учитывая ремонт и строительство, обучение, зарплату и командировочные расходы всех этих людей, бюджет "Защитников Отечества" никак не может быть меньше 10-19 млрд рублей в год. От ста до двухсот миллионов долларов. Бюджет областного города.
Цена защитников. Приблизительные расходы фонда Анны Цивилевой
По подсчетам "Системы", фонд "Защитники Отечества" тратит 8,7 млрд рублей на зарплату социальных координаторов, 488 млн рублей на аппарат, 48 млн рублей на членов правления, 158 млн рублей на центральный аппарат и 282 млн рублей на региональные филиалы.
Другие расходы фонда включают 8,2 млрд рублей на аренду, ремонт, оснащение, 770 млн рублей на обучение персонала, 245 млн рублей на спортивные соревнования, 120 млн рублей на культурные мероприятия, 100 млн рублей на социальные сети и 10 млн рублей на командировочный бюджет.
В общей сложности, расходы фонда составляют до 19 млрд рублей (до 200 млн долларов).
В среднем на одного социального координатора, как сообщает телеграм-канал фонда, приходится по 100-110 ветеранов. Нетрудно посчитать таким образом, что вся эта огромная структура рассчитана на то, чтобы принимать ежегодно 1 млн человек, вернувшихся с войны.
Отдельной статьей расходов, вероятно, не входящей в бюджет "Защитников Отечества", являются телевизионные сюжеты. Кроме официальных встреч Цивилевой с политиками и чиновниками всех уровней, телевизионными сюжетами сопровождаются все визиты в регионы всех десятерых членов правления фонда.
Сюжет обычно выглядит так. В регион, например в Рязанскую область, приезжает целая делегация фонда "Защитники Отечества" во главе с кем-нибудь из членов правления. Их встречает губернатор (в данном случае Павел Малков) и показывает филиал – красивое свежеотремонтированное здание. Иногда в кадр может попасть табличка на входе. На табличке написано, что филиал работает с 9 до 18, а выходные дни – суббота и воскресенье. То есть, в отличие от московского Единого центра, не тогда, когда удобно клиентам, а так, как привыкли чиновники.
Далее в телесюжете член правления (в данном случае заместитель председателя Фонда Алексей Романов) рассказывает на камеру ГТРК, что "в его школьную бытность" ветеранов Великой Отечественной войны было много, государство их очень ценило и очень задействовало для патриотического воспитания молодежи, то есть жили они интересной и наполненной жизнью в атмосфере всеобщего уважения. Потом президент Паралимпийского комитета России Павел Рожков рассказывает, что паралимпийский спорт является очень хорошим средством реабилитации людей, которые, конечно, инвалидизированы, но могут достигать высоких спортивных результатов, то есть жить интересной, наполненной жизнью в атмосфере всеобщего уважения. Потом кто-нибудь из паралимпийцев рассказывает, что паралимпийская сборная примет участников "СВО" с распростертыми объятиями (участников этих, напомним, сотни тысяч). Потом ветераны под камеру играют в волейбол, поднимают штангу, стреляют из лука или пробуют кататься на санках для следж-хоккея. Царит атмосфера праздника, шум, гам, угощение. На стенах красуются лозунги "Своих не бросаем" и "Справедливость, уважение, забота".
Если судить по телеграм-каналу фонда "Защитники Отечества", спортивные мероприятия являются основным его видом деятельности. Турнир по лыжам, турнир по самбо, пауэрлифтингу, дартсу, шашкам, пулевой стрельбе – отчеты о спортивных мероприятиях встречаются в телеграм-канале "Защитников Отечества" больше ста раз. Слова "ПТСР" или "посттравматическое стрессовое расстройство" не встречаются ни разу.
Чуть реже, но тоже десятки раз в отчетах "Защитников Отечества" фигурируют культурные мероприятия – концерты, фестивали, театральные спектакли. Директор московского МХАТ им. Горького, петербургского Михайловского театра и Новосибирского академического театра Владимир Кехман и вовсе заключил с "Защитниками Отечества" и РДЖ долговременный договор. По этому договору театры Кехмана ездят на гастроли за спонсорские деньги, вероятно, не платят за дорогостоящую транспортировку декораций и аренду залов, а выделяют только по паре десятков билетов на каждом спектакле для участников "СВО" и их семей.
Про психологическую помощь в декабрьском отчете фонда рассказывается, что она оказана почти 10 тысячам заявителей. Это меньше 1% от того миллиона ветеранов, на которых рассчитан фонд.
Вот, например, социальный координатор псковского филиала Ольга Старостенкова с начала лета сопровождает мать погибшего военнослужащего. Помогла оформить удостоверение члена семьи и документы на выплаты, помогла с оформлением документов на квартиру и лицевых счетов для оплаты коммунальных услуг. И – оказала психологическую помощь: "Когда мы созваниваемся, становится легче", – говорит мать, потерявшая сына на войне. То есть "психологическая помощь" заключается в том, чтобы "созваниваться".
Ни о методике EMDR, ни о психотропных препаратах, ни о протоколах ведения пациентов с ПТСР, ни о психологических группах в отчетах "Защитников Отечества" не говорится ничего. Говорится только, что "помощь оказывают специалисты из региональных медицинских организаций", и еще один раз говорится о сенсорной комнате, которая есть во многих филиалах – это такое место, где можно посидеть в мягком кресле, послушать тихую музыку и посмотреть на мигающие лампочки – говорят, помогает.
20-25%
В распоряжении "Системы" оказалось несколько писем, которые писали в разные органы государственной власти родственники участников так называемой "СВО". Когда корреспондент "Системы" звонил этим людям, они подтверждали, что действительно писали жалобы, но, поняв, что беседуют не с государственным чиновником, а с журналистом, отказывались говорить дальше. Поэтому мы скрываем их имена и рассказываем их истории лишь в общих чертах.
Татьяна Т. пишет, что ее сын попал в Луганской области под обстрел, выжил, но получил контузию, два дня ничего не слышал, а потом начались сильные головные боли, неудержимая рвота и желудочное кровотечение. За двадцать дней похудел на пятнадцать килограммов. В санчасти "прописали какие-то таблетки" и снова отправили на передовую. Фонд "Защитники Отчества" никак не смог помочь.
Ирина М. пишет, что ее сын приехал с фронта в отпуск, но не смог есть и спать и "говорил страшные вещи". Был госпитализирован в психиатрическую больницу с диагнозом ПТСР. Не смог самостоятельно написать рапорт о том, что болен, – разучился складывать буквы в слова. Сослуживцы сына звонили Ирине и говорили, что если он вовремя не вернется из отпуска, то будет считаться дезертиром. Лечение, по словам сослуживцев, он может проходить в расположении части. В московском Едином центре поддержки участников "СВО" юрист помог Ирине составить жалобу в военную прокуратуру. В военной прокуратуре на копии жалобы поставили отметку о ее принятии. Больше не произошло ничего. Сын Ирины выписан из психиатрической больницы, в эпикризе написано, что он опасен для себя и окружающих, но солдат вернулся на фронт.
Георгий Н. пишет, что его сын был штурмовиком и участвовал в "мясных штурмах". Получил контузию, врачи диагностировали сотрясение мозга. Стал сильно заикаться, появились нервные тики и спазмы в мышцах шеи, рук и ног. Не спит, едва уснув, вскакивает и кричит что-то нечленораздельное. С диагнозом ПТСР лежал в психиатрической больнице. Выписался и вернулся на фронт, потому что командир угрожал ему уголовной статьей "за самовольное оставление части". Три месяца не получал денежное довольствие. Отправлен на боевые позиции "с ограничением по оружию", то есть оружия ему не дают, потому что в эпикризе психиатр прямо пишет, что пациент опасен для себя и окружающих. В фонд "Защитники Отечества" не обращались – не верят, что там можно получить помощь.
Наконец, Анна К. пишет, что сын ее на фронте убит. По словам сослуживцев, тело его четыре месяца лежит в нейтральной полосе. Мать хотела бы похоронить сына, но не может, несмотря на помощь социального координатора "Защитников Отечества", даже оформить удостоверение члена семьи погибшего военнослужащего, потому что солдата нельзя считать погибшим, если нет тела.
Когда прошло шесть месяцев с момента открытия филиалов фонда "Защитники Отечества" по всей стране, Анна Цивилева отчиталась, что фонд за первое полугодие своей работы принял 422 тысячи обращений и решил из них 334 тысячи. Нерешенными, таким образом, осталось 20% сообщений. "Система" не имеет доказательств того, что не решены обращения именно людей с ПТСР, но цифры совпадают. К тому же глава медицинского департамента "Защитников Отечества" во многих своих интервью говорит, что направление психологической помощи в фонде "будет только-только развиваться".
Это может быть совпадением, но 20% ветеранов любой войны страдают ПТСР, по статистике, приводимой психологом Гориным-Галицким, и 20% обратившихся в "Защитники Отечества" не получили помощи, по статистике, которую приводит Анна Цивилева. Легко предположить (и это подтверждают источники, близкие к организации), что "Защитники Отечества" научились эффективно подменять собой государственные органы, оформлять документы, которые мог бы оформить МФЦ, ЗАГС или военкомат. Научились устраивать праздники, спортивные состязания и концерты. Научились осваивать бюджеты и рекламировать себя по телевидению или в телеграм-каналах.
Но не научились эффективно помогать людям с посттравматическим стрессовым расстройством.
Упомянутые в тексте анонимные источники попросили не упоминать их имена из соображений безопасности, а также поскольку не уполномочены давать комментарии в СМИ.
Вы можете анонимно поделиться информацией с "Системой" – отделом расследований Настоящего Времени и Радио Свобода.
Читайте далее
Крестовый поход. Полная история самой странной российской информационной диверсии
В начале большого вторжения 2022 года в Украине появились "метки наводчиков" - геометрические фигуры на асфальте и крышах. Люди верили, что по ним наводят ракеты. "Система" выяснила, что за этой операцией стоял ультраправый политтехнолог, который хотел рассорить украинцев, но добился обратного
Подозрительный запах: как российская сеть "Лэтуаль" связана с производителем "Спутника V" и бенефициаром войны – расследование "Системы"
В России сеть "Лэтуаль" потворствует дискриминации ЛГБТ, а в Украине хочет продать бизнес. "Система" выяснила, что акционеры компании связаны с российским миллиардером, который зарабатывает на госзаказе лекарств, скупает заводы уходящего из РФ бизнеса и спонсирует ЛДПР
"Шторм Гладиатор": Россия использует в войне полусекретный батальон "лютых штурмовиков" из числа бывших заключенных. Расследование "Системы"
В Украине воюет батальон российских заключенных-спецназовцев "Шторм Гладиатор". Расследовательский проект "Система" рассказывает, что о нем известно
Мы – телеканал "Настоящее Время". Мы делаем яркие видео, рассказываем о важных новостях и злободневных темах, готовим интересные репортажи и передачи – смотрите нас на спутнике, в кабельных сетях и в интернете. Каждый день мы присылаем дайджест всего, что нужно знать, одним письмом, а также превращаем цифры в понятные истории.
© 2024 Настоящее Время. Все права защищены
